Лермонтовская липа

Лермонтовская липа в старину Лермонтовская липа в наши дни

В самом начале прогулки по Бульвару Ермолова обратите на это ничем не примечательное дерево, обозначенное только табличкой. Вот уже 300 лет растет эта липа, которая получила имя русского классика Михаила Лермонтова.

Михаил Юрьевич останавливался в Ставрополе не менее пятнадцати раз. Жил в доме своего дяди по нескольку месяцев, работая над стихами и прозой, лечился от простуды, общался с декабристами. Поэт любил именно это место на тогда ещё Ставропольском бульваре. Под сенью дерева он работал, читал стихи, искал вдохновение. Кроме того, данная липа — одно из старейших в городе деревьев и один из последних потомков легендарного ставропольского Чёрного леса.

Первая встреча М.Ю. Лермонтова с Кавказом произошла летом тысяча восьмисот восьмом году, когда бабушка поэта Елизавета Алексеевна Арсеньева привозила внука на Горячие Воды. По пути в Пятигорск маленький Михаил жил несколько недель в Ставрополе.

А в тысяча восьмисот тридцать седьмом году Лермонтов переведен в Нижегородский драгунский полк. В то время полк принимал участие в Кавказской войне. В середине апреля Михаил Юрьевич Лермонтов прибыл в Ставрополь и остановился в доме у своего дяди – начальника генерального штаба Кавказской линии и Черномории, генерал-майора Павла Ивановича Петрова. Именно с этим именем связано лермонтовское стихотворение «Бородино»:
— Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Москва, спаленная пожаром,
Французу отдана?

Только представьте, что это дерево спасало Лермонтова от яркого Ставропольского солнца, а может быть создавало атмосферу для вдохновения писателя.
Люблю я солнце осени, когда,
Меж тучек и туманов пробираясь,
Оно кидает бледный мертвый луч
На дерево, колеблемое ветром,
И на сырую степь. Люблю я солнце,
Есть что-то схожее в прощальном взгляде
Великого светила с тайной грустью
Обманутой любви; не холодней
Оно само собою, но природа
И всё, что может чувствовать и видеть,
Не могут быть согреты им; так точно
И сердце: в нем всё жив огонь, но люди
Его понять однажды не умели,
И он в глазах блеснуть не должен вновь
И до ланит он вечно не коснется.
Зачем вторично сердцу подвергать
Себя насмешкам и словам сомненья?